Неточные совпадения
«В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это письмо? К чему я не спал всю ночь,
писал утром? Вот теперь, как стало на душе опять покойно (он зевнул)… ужасно спать хочется. А если б письма не было, и ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили
о счастье. И сегодня бы так же и завтра…» Он зевнул во весь рот.
X. с большим участием спросил меня
о моей болезни. Так как я не полюбопытствовал прочитать, что
написал доктор, то мне и пришлось выдумать болезнь. По
счастию, я вспомнил Сазонова, который, при обильной тучности и неистощимом аппетите, жаловался на аневризм, — я сказал X., что у меня болезнь в сердце и что дорога может мне быть очень вредна.
Сейчас
написал я к полковнику письмо, в котором просил
о пропуске тебе, ответа еще нет. У вас это труднее будет обделать, я полагаюсь на маменьку. Тебе
счастье насчет меня, ты была последней из моих друзей, которого я видел перед взятием (мы расстались с твердой надеждой увидеться скоро, в десятом часу, а в два я уже сидел в части), и ты первая опять меня увидишь. Зная тебя, я знаю, что это доставит тебе удовольствие, будь уверена, что и мне также. Ты для меня родная сестра.
О, как он боялся взглянуть в ту сторону, в тот угол, откуда пристально смотрели на него два знакомые черные глаза, и в то же самое время как замирал он от
счастия, что сидит здесь опять между ними, услышит знакомый голос — после того, что она ему
написала.
Неверная, быть может, изможденная болезнью рука его (завещание было писано на одре смерти, при общем плаче друзей и родных… когда же тут было думать
о соблюдении юридических тонкостей!)
писала выражение, составляющее ныне предмет споров, но бодрая его мысль несомненно была полна другим выражением, — выражением, насчет которого, к
счастию для человечества, не может быть двух разных мнений.
— Однажды военный советник (был в древности такой чин) Сдаточный нас всех перепугал, — рассказывал Капотт. — Совсем неожиданно
написал проект"
о необходимости устроения фаланстеров из солдат, с припущением в оных, для приплода, женского пола по пристойности", и, никому не сказав ни слова, подал его по команде. К
счастию, дело разрешилось тем, что проект на другой день был возвращен с надписью:"дурак!"
«Любезный друг, —
писал Тюменев своим красивым, но заметно взволнованным почерком, — не могу удержаться, чтобы не передать тебе
о моем
счастии: я полюбил одну женщину и ею любим.
Ровно в одиннадцать часов зазвенел колокольчик. Через минуту она в первый раз показалась на пороге моей комнаты.
О, как я помню ее бледное лицо, когда она, волнуясь и стыдясь (да, стыд сменил ее вчерашнее выражение), молча стояла в дверях! Она точно не смела войти в эту комнату, где нашла потом свое
счастье, единственную свою светлую полосу жизни и… гибель. Не ту гибель,
о которой говорил Бессонов… Я не могу
писать об этом. Я подожду и успокоюсь.
— Нет… нет его больше… — шептала она, ломая руки. — А как он любил всех!.. Сколько добра желал всем… а они убили его… как дикого зверя убили!.. Зачем не убили меня вместе с ним?!. Нет больше моего
счастья… Мы вчера еще говорили
о вас… он
писал вам вечером это письмо… Убили, убили!..
«Прости меня, Поль, —
писала она, — что я уехала, не сказав тебе, оставила тебя в такое время. Я не могла поступить иначе: этого требуют от меня мой долг и мои бедные дети.
О самой себе я расскажу тебе после, когда буду сама в состоянии говорить об этом, а теперь женись без меня; молись, чтобы тебе бог дал
счастия,
о чем молюсь и я; но ты, ты должен быть счастлив с своею женою. Прощай».
Сравните это хоть с рассказом Карамзина, который говорит: «Аскольд и Дир, может быть недовольные Рюриком, отправились искать
счастья…» В примечании же Карамзин прибавляет: «У нас есть новейшая сказка
о начале Киева, в коей автор
пишет, что Аскольд и Дир, отправленные Олегом послами в Царьград, увидели на пути Киев», и пр… Очевидно, что г. Жеребцову понравилась эта сказка, и он ее еще изменил по-своему для того, чтобы изобразить Аскольда и Дира ослушниками великого князя и оправдать поступок с ними Олега.
— Вот что мне нужно приготовить к послезавтрашнему дню. Я и четвертой доли не сделал! Не спрашивай, не спрашивай… как это сделалось! — продолжал Вася, сам тотчас заговорив
о том, что так его мучило. — Аркадий, друг мой! Я не знаю сам, что было со мной! Я как будто из какого сна выхожу. Я целые три недели потерял даром. Я все… я… ходил к ней… У меня сердце болело, я мучился… неизвестностью… я и не мог
писать. Я и не думал об этом. Только теперь, когда
счастье настает для меня, я очнулся.
И вот Эсхил
пишет свою трагедию «Персы». Действие происходит в Персии. Хор персидских старцев ждет известий
о результатах войны; Атосса — мать Ксеркса и вдова Дария — рассказывает свой зловещий сон. Является вестник и сообщает
о разгроме персидского флота. Слезы, вопли, стенания. Атосса вызывает тень покойного своего мужа, царя Дария. Тень предсказывает гибель сухопутных персидских сил и объявляет, что персы несут кару за гордость, за то, что пренебрегли наличным
счастием в погоне за далеким.
Падала вера в умственные свои силы и способности, рядом с этим падала вера в жизнь, в
счастье. В душе было темно. Настойчиво приходила мысль
о самоубийстве. Я засиживался до поздней ночи, читал и перечитывал «Фауста», Гейне, Байрона. Росло в душе напыщенное кокетливо любующееся собою разочарование. Я смотрелся в зеркало и с удовольствием видел в нем похудевшее, бледное лицо с угрюмою складкою у края губ. И
писал в дневнике, наслаждаясь поэтичностью и силою высказываемых чувств...
И тогда бы всю жизнь он много и упорно
писал бы
о счастье и поэзии семейной жизни, — желанной и недостигнутой.
Особенно неприятно мне стало, когда я перечитал мои рассуждения
о сорока пяти годах и
о моем
счастье: когда
о таких вещах
пишешь скрытно и один, то становится очень похоже на подлость.
Между прочим,
о ней я
написал письмо Николаю Евгеньевичу, ее сыну, но, по
счастью, не успел послать.